Игорь ШАШКОВ

ИЗ СТАТЬИ « Присущее Ничто»

В этих заметках я обращаюсь к вопросу о метафизике - метафизике в том виде, как ее представлял М.Хайдеггер в статье «Что такое метафизика?»

«Как, снова о метафизике?» - воскликнет современный читатель, подразумевая неактуальность и бесполезность подобных разговоров. И, в общем-то, этот читатель прав. По моему глубокому убеждению, метафизика, в которой каким-то образом определяются и разделяются сущее и Ничто, обладает свойством саморазрушения: вот сущее, вот Ничто, вот так они связаны, это отнесем к сущему, это - к Ничто, а дальше? Сколько бы такая метафизика не говорила о времени, самого времени в ней нет. Она неактуальна по самой своей сути. И тем более бесплодна: людей больше интересуют конкретные результаты относительно того сущего, к которому они вынуждены обращаться в своем обыденном существовании.

Когда Ничто определено и отделено от сущего, ужас (М. Хайдеггер), в котором человек прикасается к Ничто, оказывается довольно абстрактным, я бы сказал, элитарным ужасом, доступным, возможно, только самому М. Хайдеггеру, да еще тем мыслителям, которые привыкли ощущать свою органическую сопричастность высокой философии. Для людей же, незнакомых с таким ужасом в своей философской деятельности, занятия метафизикой больше напоминает игру, а мир - игровой зал: Ничто отделено, Ничто бушует за стеной, а здесь о нем говорить можно, здесь оно не опасно. Конечно, говорить о Ничто не совсем правомерно, но зато как удобно, когда тебе обеспечен такой опыт духовного развлечения. Конец XX века значительно сузил размеры игрового зала для таких мыслителей, и это понятно культурному человеку - вот основная причина неактуальности старой метафизики.

Но не бесплодны ли сами попытки изменить, «модернизировать» метафизику? - По моему мнению, такие попытки не только не бесплодны, но и неизбежны. XX век характерен тем, что именно теперь знание о конечности различного сущего подтверждается на языке самого этого знания. В рамках самого научного знания получено изменение хода времени для объектов, движущихся со скоростями, близкими к скорости света (теория относительности), получено огромное возрастание энергии при краевых физических процессах (ядерная физика), получено требование вероятностного описания микроскопических объектов (квантовая механика).

Когда человек оказывается перед отсутствием того или иного сущего, необходимого для его существования, для него встает вопрос о том, что есть такое отсутствие, как жить перед его лицом. То есть неизбежно ставится основной метафизический вопрос: о сущем и его причине.

В попытках «модернизации» метафизики необходимо сначала понять, почему старая метафизика не оказалась универсальной. Чего не мог М. Хайдеггер? Почему никаких существенных «модернизаций» не было проведено до сих пор? Признавая за Хайдеггером выдающиеся возможности в осмыслении человеческого бытия, мы должны признать, что ответы следует искать в его личной судьбе, но не в сентенциях типа «Время не пришло». Время уже давно пришло.

Попробуем отыскать в судьбе М. Хайдеггера главное, что определило характер его метафизики. Это должно быть не какое-то частное событие - ведь Хайдеггер в своей метафизике берет сущее в целом. Я склонен считать, что таким фундаментальным событием в судьбе мыслителя может быть само отношение его к философии, решение и решимость осуществить себя в философии, в вопрошании бытия. При этом личность мыслителя становится цельной, не-философия выталкивает за ее пределы. Философия, философский разговор, философский язык оказывается всем основным сущим, развивающимся и меняющимся внутри себя, но сохраняющим всегда философскую природу. «Лесные тропы» идут не по лесу, а по сущему, именуемому «лес», по словам, обозначающим лес и то, что в лесу находится. Любая вылазка в не-философскую жизнь является именно «вылазкой»: осуществляется обращение к жизни, но не из жизни. Именно в этом главная причина разделения Ничто и Нет, Ничто и отрицания, Ничто и отсутствия ( - Ну как какое-то отсутствие, какая-то боязливость могут быть причиной Ничто с его подлинным ужасом?).

Модель Ничто оказывается «черно-белой»: есть сущее (Что) и есть Ничто. Ничто проникает к частичному сущему, воздействуя на него, но при этом уже не воспринимается как Ничто, и тем более, не принадлежит частичному сущему. Ничтожение (М. Хайдеггер) частичного сущего есть по сути ничтожение слов, относящихся к этому сущему, но делается это в рамках отнюдь не ничтожного языка. Я не призываю принизить язык, тем более перейти к «молчанию», к «не-знанию». Есть такая своеобразная заносчивость, высоколобость не-знания - когда не-знание принципиально, когда оно оказывается целостным сущим. Такое «не-знание» столь же метафизично, как и метафизика Ничто по Хайдеггеру - и так же не несет в себе времени.

Новые подходы в науке настоящего времени характерны тем, что осуществляются они на языке, в котором аксиоматика выведена за пределы описания, в разговоре же остается слепая дискурсивность. Однако можно утверждать, что доказательства не полны, если они строго логичны.

На мой взгляд, решительная «модернизация» метафизики возможна на таком пути: необходимо сделать Ничто присущим (при-сущим), т.е. допустить его к любому сущему, а не только к сущему, как философскому (родовому) понятию. Ничто в нашем языке должно стать условным (у-словным). Его единственным свойством в разговоре о нем должно быть то, что любое упоминание делает его у-словным, отодвигает его от самого себя. Чтобы сохранить Ничто, мы его теряем в условности нашего языка. Вместо Нет, вместо отсутствия мы говорим теперь об условном Ничто, присущим всякому частичному сущему. На возражение, что не все ли равно, как называть: отсутствие или условное Ничто, отвечу так: не в отсутствии, не в отрицании, а именно в условном Ничто может осуществляться связь частичного сущего с безусловностью целого. Условное Ничто есть путь к безусловному Ничто; вместе с той или иной условностью в нем всегда присутствует и безусловность. Именно в различном «удалении» от безусловного Ничто, именно в у-словности, возможно различие и определение сущего.

Метафизика должна принять в себя свое отрицание как чего-то безусловного - переставая быть вопрошанием сверх всего сущего, становясь вопрошанием в том, в чем оно и есть: в языке, в словах.

Нельзя отвергать безусловность Ничто, но нельзя и оставить Ничто бесконечно далеким от сущего: должно быть двухмодельность - наряду с «черно-белой» моделью должна быть «ступенчатая» модель, в которой безусловное Ничто является пределом множества условных Ничто.

«Удаленность» различных видов частичного сущего от «сущего в целом», равно как и «удаленность» условных Ничто об безусловного Ничто, может быть идентифицирована именно как удаленность - в пространстве и времени. Обращаясь к любому виду сущего, находясь в любой точке пространства и времени, человек может найти у-словное Ничто и востребовать его безусловность.

Когда Ничто присуще всякому сущему, когда оно повсюду, места для духовного развлечения нет. Развлекаться теперь можно, только отказавшись от принятия окружающего сущего в его конкретной определенности - определенности, создаваемой условными Ничто. Развлекаться можно в своем кабинете, но достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться в жесткой реальности того, что мы называем условным, что принадлежит людям и предметам, и принадлежит словам.

Когда Ничто «пронизывает» сущее своей у-словностью, всякие предметы получают обоснование. Получают обоснование и слова. Слово тогда лишь слово, когда у него самого есть у-словность. Слово находится в самом себе, в отличии от предметов, условность которых относительна - слово «вьется» около предмета, удаляясь и приближаясь к нему, но не сливается с ним. Ничто доступно каждому человеку, но ближе оно к тем, кто владеет словом. К безусловному, к молчанию, в котором нет и внутреннего монолога, следует подниматься по лесенке слов, но не отказываясь от них. Высокомерный отказ от слов лишает человека сущего.

Если же мы преодолеваем в словах пространство и время, если мы находим единственный для себя путь, в котором наша логика и не-логика уравновешиваются и больше не нуждаются в пространстве и времени, то мы можем приблизить для себя условное Ничто к безусловному Ничто.

Свойства предмета не есть лишь принадлежность этого предмета - они принадлежат также человеку, соотносящемуся с этим предметом. Главное свойство предмета - это само его наличие или отсутствие для взгляда человека. Когда предмет наличествует, то является для человека сущим; когда отсутствует (но есть слово, обозначающее его), то человек соотносится с условным Ничто. Но когда для человека предмета нет, есть место и время, в котором осуществляется это «нет». Присущее предмету условное Ничто раскрывается как пространство и время. Условное Ничто определяет свойства предмета в пространстве и времени.

Пространство и время есть до-предметное порождение Ничто. Путь к безусловному Ничто лежит через снятие сначала предметов, затем пространства и времени, и далее, абстрактных (логических и не-логических) умозаключений.

Человеческое существование, расположенное в иерархии сущего, удерживается в самом себе иерархией Ничто. Человеческий взгляд с доверием и любовью открывает в сущем свое присутствие, свои слова, свое «Да», но это открытие невозможно без страха и ужаса отсутствия, без условного «Нет». Человек в своем времени разделяет «Да» и «Нет», но полнота существования в их слиянии, в остановке времени на реальных событиях жизни.

Вернемся к началу этих заметок. Разве не мог М.Хайдеггер построить такую довольно простую «конструкцию» из множества присущих Ничто? - Конечно, мог. Но, построив ее, он никогда не принял бы ее. Здесь есть принципиальный барьер для мыслителя, который живет наукой и в науке (имеется ввиду традиционная теоретическая наука). Для такой науки отрицание конкретного сущего принципиально ничего не меняет - ведь сущее, как родовое понятие, как слово «сущее», не исчезает, предмет научного исследования остается. Принципиальным научным фактом могло бы быть только отрицание целого - и тогда появляется метафизика, появляется безусловное Ничто. М.Хайдеггер не мог бы принять не только приведенную в данной статье «конструкцию», но и любую другую конструкцию, если она претендует на собственную «метафизичность», если через нее осуществляется «перемешивание» сущего и Ничто, если вместо строгой и глубокой «черно-белой» двойственности осуществляется ступенчатый переход от «абсолютно черного» к «абсолютно белому» (издали такой переход кажется просто «серым»). Либо метафизика, либо частные выводы специальных наук. Совместить это – значит, не осуществить свою научную задачу. Как, каким образом Ничто действует на сущее – сие есть тайна.

Однако, отвергая, в погоне за глубиной реальности, рационализацию (точнее – «схематизацию») этой «тайны», Хайдеггер теряет саму реальность. На мой взгляд, теоретизирование в своей последней глубине должно открывать конкретные предметы, а не прятать их. Слово должно стать равным делу не на словах, а на деле.

Что касается специальных наук, то у них, на мой взгляд, проблема противоположного толка.

В специальных науках к частному сущему привносится пространство и время, и далее - логические умозаключения. Но поскольку специальные науки никогда не касаются Ничто, предмет их остается неоформленным в реальности; предметов, собственно, и нет, как нет пространства и времени; есть только фантастический мир абстрактных умозаключений. Лишь тогда, когда ученый в своих рассуждениях, а точнее, в своем жизненном опыте сталкивается с вненаучным конкретным явлением, в специальную науку прокрадывается Ничто, прокрадывается метафизика - и прокрадывается страх, как перед ядерным взрывом. Наука страшна (и тогда жизненна), когда в ней присутствует метафизика.

Новая метафизика должна быть наукой-ненаукой. В ней должны парадоксальным образом объединиться обращение к частному сущему и к сущему в целом: всякое сущее должно быть оформлено присущим ему Ничто; множество у-словных Ничто должно составлять конструкцию, в которой осуществляются пространство и время, осуществляются законы природы и законы человеческого существования. Новая метафизика должна нести в себе свое утверждение и свое отрицание - на каждом участке, во всем своем времени.

1993 г., весна